Итог развития советской экономики к середине 1960-х гг.

К середине 1960-х у советской экономики сложился очень неоднозначный итог: впечатляющие макродостижения соседствовали с выработкой «экстенсивной» модели и хроническими провалами в сельском хозяйстве и потребительском секторе.

Коротко: СССР оставался индустриальной сверхдержавой с быстрым (хотя уже замедляющимся) ростом, сильнейшим ВПК и яркими космическими и ядерными успехами; при этом управленческие реформы буксовали, производительность росла хуже, чем у развитых стран, а дефицит продовольствия и товаров народного потребления стал системной проблемой, что и подтолкнуло к «реформам Косыгина» 1965 года.

Что это означало в деталях:

1. Достижения и структурный сдвиг
   • Промышленность — ядро экономики. Тяжёлая индустрия, электроэнергетика, машиностроение и добывающие отрасли выросли кратно по сравнению с довоенным уровнем. СССР уверенно конкурировал в «высоких» секторах, связанных с обороной и наукоёмкими проектами (ракеты, атом, космос).
   • Урбанизация и инфраструктура. Массовое жилищное строительство («хрущёвки») резко увеличило ввод жилья и улучшило быт горожан; развивались транспорт и энергетика, осваивались новые сырьевые районы (Сибирь, Поволжье, Северный Кавказ).
   • Социальные показатели. Реальные доходы населения в 1950-е существенно выросли, доступность среднего образования стала фактически всеобщей, увеличился охват высшим образованием. Деноминация 1961 года упростила расчёты.

2. Лимиты модели роста
   • Экстенсивность. Основной двигатель — расширение фондов и вовлечение ресурсов (целина, новые стройки, ручной резерв труда), а не рост эффективности. К началу 1960-х прирост выпуска на единицу вложений заметно упал, а темпы роста в целом замедлились.
   • Технологический разрыв с «гражданской» Западной экономикой. В оборонных и космических нишах СССР был впереди, но качество и номенклатура гражданского машиностроения, материалов, станков и приборов отставали; медленнее внедрялись управление качеством и гибкие системы стимулирования.

3. Сельское хозяйство — слабое звено
   • После всплеска от целины в конце 1950-х — нестабильность урожаев, высокая зависимость от погоды и организационных «кампанейщин».
   • Колхозно-совхозная система слабо мотивировала труд; из-за ценовой и плановой политики сохранялись потери и перебои. К началу 1960-х стали регулярными импорт зерна и закупки продовольствия.
   • Перебои на рынке: к 1962 году — повышение цен на мясо и молоко, рост напряжённости. Продовольственная проблема стала политической.

4. Потребительский сектор и уровень жизни
   • Дефицит и узкий ассортимент. На фоне роста денежных доходов предложение товаров народного потребления не успевало: очереди, «замещение» спроса промышленными товарами длительного пользования, развитые неформальные каналы.
   • Жильё и базовые услуги улучшались, но бытовая техника, одежда, питание по качеству и выбору уступали западным стандартам.

5. Управление и реформы
   • Реформа 1957 года (совнархозы) дала децентрализацию «по регионам», но породила разрывы кооперации и дублирование. К середине 1960-х стало очевидно, что система планирования и стимулов нуждается в переделке.
   • В 1965 году начат поворот к «хозрасчёту» и рентабельности (реформы Косыгина): возврат отраслевых министерств, упор на прибыль и качество как плановые показатели, расширение прав предприятий. Сам факт запуска реформ — признание исчерпания прежней схемы управления.

6. Внешнеэкономический контур
   • Углубление связей внутри СЭВ, растущие экспорт нефти и газа, но в целом — закрытость экономики и ограниченный импорт современного оборудования из-за валютных и политических ограничений.
   • Парадокс: валюту всё чаще зарабатывали сырьём, а тратили на закупки продовольствия и отдельных технологий.

Итог: к середине 1960-х СССР — индустриальный гигант и военная сверхдержава с улучшающимися базовыми условиями жизни в городах, но с замедляющимся ростом эффективности, хронической продовольственной и товарной проблемой и управленческой системой, требующей перестройки. Запуск реформ 1965 года — прямое следствие того, что «ресурсная» и мобилизационная модель послевоенных десятилетий исчерпала потенциал.