Сочинение если бы я был волшебником

Если бы я был волшебником, я бы начал не с громких чудес, а с мелочей, которые обычно не замечают. Починил бы скрипучую калитку у нашего подъезда одним щелчком — и двор перестал бы просыпаться от её воплей. Подлатал бы ямы на дороге, чтобы утренний автобус не подпрыгивал как кенгуру. Разморозил бы в феврале замки на подъездах, чтобы никто не дул на ключ и не грел его зажигалкой. С таких мелочей и начинается ощущение, что мир вообще-то управляем.

Я бы придумал себе три правила. Первое: не забирать у людей их выбор — без этого любое чудо превращается в насилие. Второе: не менять прошлое — слишком легко порвать ниточки смысла, которыми оно пришито к настоящему. Третье: сначала помогать другим, а уже потом себе — чтобы магия не превратилась в удобный эгоизм. И, наверное, четвёртое, бонусом: за большие заклинания садиться только после “совета сомнений” — собирал бы учителя, врача, инженера, поэта и бабушку с лавочки; они смотрят под разными углами, а значит, видят последствия, которых я могу не заметить.

Мой рабочий день выглядел бы просто. Утром — invisibility on — иду по городу, подталкиваю зелёный свет для скорой и красный — для тех, кто любит пролетать на желтый. Прикручиваю к крышам невидимые ниточки, чтобы ветер не срывал их в бурю. Под теплотрассами запускаю “тёплых кротов”, они находят утечки до того, как земля провалится. В школах шёпотом оживляю любопытство: пусть вопросы у детей зудят громче ответов. На остановке подгоняю автобус ровно в тот момент, когда самый усталый человек уже вздохнул и смирился, что опоздает.

К обеду берусь за поважнее. На пустырях высаживаю “карманные леса”: деревья растут быстро, но не чужеродно, а так, будто их всегда тут ждали. Дворы становятся прохладнее летом, а зимой — тише. Во дворах у каждого появляется лавка, которая никогда не бывает холодной: сядешь — и будто на тёплый камень на берегу реки. На крышах ставлю “скатерти-самополивайки” — они собирают дождь и отдают его цветам. Стайкам бездомных животных нашёптываю дороги к людям, которые давно хотели их приютить, но всё “не решались”.

А ещё я бы занялся тем, что сложнее всего — одиночеством. Не колдовал бы “вторую половинку” из воздуха — это нечестно. Я бы тихо делал так, чтобы в городах появлялось больше мест, где людям просто приятно быть вместе: дворики, где вечерами слышно шахматы и смех; библиотеки с запахом кофе; мастерские, где можно возиться с деревом, тканью, глиной. Для тех, кто говорит “мне страшно заговорить первым”, я бы сделал заклинание “первого шага”: оно не говорит вместо человека, оно снимает зажатость в плечах и комок в горле на пятнадцать секунд — дальше уже сам.

С больницами я бы обошёлся аккуратно. Я не стал бы отменять смерть — тогда жизнь потеряет края. Но я бы умножал здоровье там, где оно зависит от условий. Пусть очереди двигаются быстро и без грубости. Пусть профилактика станет чем-то вроде утренней зарядки города: чистый воздух, чистая вода, нормальный свет в поликлиниках, чтобы люди не превращались в подземных кротов. А для врачей — заклинание тишины: пять минут абсолютной тишины между приёмами, чтобы вернуть себе дыхание.

С политикой — только честно. Я бы не переписывал чьи-то убеждения: свобода воли — не игрушка. Но я бы включал “лампы правды” в местах, где любят прятать цифры и смыслы. Когда человек говорит публично, лампа делает ложь тяжёлой, словно карманы, набитые камнями: можно идти, но очень неудобно. А ещё я бы делал “пятиминутку чужой жизни” — только по согласованию. Ты на пять минут становишься кем-то другим: учителем из соседнего района, курьером, инвалидом-колясочником, пожилой женщиной с тяжёлой сумкой. После такого редко хочется кричать “да что там сложно”.

Про войны — простые вещи. Я бы ставил над школами, больницами и домами защитные купола, которые об оружии забывают, как мы забываем сон. Любое железо, летящее к ним, превращалось бы в мокрый песок. Это не миротворческое чудо — это просто правило игры: детей не трогаем. А настоящий мир всё равно строится людьми, которым немного помогли услышать друг друга.

Себе я оставил бы немного — умение вовремя молчать. Волшебство опасно тем, что им хочется решать всё подряд. Но иногда лучше не вмешиваться: пусть двое спорят и сами находят середину; пусть ребёнок набивает коленку и учится вставать. Вечером я бы заваривал чай, садился у окна и слушал, как город шумит, понимая, где вмешался удачно, а где, может быть, стоило пройти мимо.

И последнее желание — не для себя. Я бы подарил каждому по маленькому, почти незаметному заклинанию: умение замечать. Когда мы видим друг друга, слышим и не проходим мимо, мир почему-то начинает чиниться сам. А моя большая магия, честно говоря, и не нужна.